Рассеять горсточку солдат
Не столь великий труд".
Швейцарцы стали в тесный круг...
Услышал бог бойцов,
И радуга блеснула вдруг
Меж темных облаков.
Сердца как молоты стучат,
И, ко всему готов,
Швейцарский двинулся отряд
В атаку на врагов.
Тут зарычал австрийский лев
И гривою затряс...
И стрелы, злобно засвистев,
Посыпались на нас.
Копье и меч - все в ход пошло,
Был этот бой жесток...
Немало рыцарей легло
Уже у наших ног.
Но враг незыблемо стоит:
Лес копий - словно вал...
Тогда отважный Винкельрид
Товарищам сказал:
"Есть дома у меня жена,
И маленький сынок...
Прокормит их моя страна,
Победы близок срок.
Колонны рыцарей тверды
Пока стоят в строю...
Но сквозь стальные их ряды
Я братьям путь пробью".
Он ринулся в австрийский строй
И смел и разъярен...
Всем телом - грудью, головой
Упал на копья он.
Пять копий раздробили шлем,
В бока вонзились шесть...
Но он смятение успел
В ряды австрийцев внесть.
Самоотверженный герой,
Он первый льва смирил...
Своею кровью край родной
Он к воле возвратил.
В брешь, что пробита смельчаком,
Ударили друзья,
Копьем, секирою, клинком
Коля, рубя, разя.
И устрашенный Лев завыл,
Еще держась пока...
Но Горный Бык его добил,
Вонзив рога в бока.
Знамена Австрии в пыли
У Земпаха, в бою...
Немало рыцарей нашли
Могилу там свою.
Да, был эрцгерцог Леопольд
Несокрушим на вид,
Но на швейцарцев он пошел
И в прах он был разбит.
А телка говорит быку:
"Ну как мне не грустить?
Чужак явился, чтоб меня
В долине подоить.
А ты ужасным рогом так
Его распотрошил,
Что уж на кладбище чужак,
Чтоб к нам он путь забыл".
Австрийский рыцарь, бросив бой,
Стремительно бежит.
Вот в Земпахе он со слугой
У озера стоит.
И кличет рыбака скорей
По имени Ганс Рот:
"За деньги, друг, нас пожалей,
И посади в свой бот".
Рыбак их вопли услыхал...
Награду взять готов,
Он сразу к берегу пристал
И принял беглецов.
Покуда ловко он гребет
Средь пенистых зыбей,
Вельможа знак слуге дает:
Мол, рыбака убей!
Рыбак, будь зорок! Быть беде!
Уже кинжал сверкнул,
Но Ганс увидел тень в воде
И челн перевернул.
А сам, вскарабкавшись на челн,
Их оглушил веслом:
"А ну-ка, похлебайте волн
И марш на дно вдвоем!
Я нынче в озере поймал
Двух рыбок золотых:
Чешуйки блещут, как металл,
Да гниль внутри у них".
В родную Австрию спеша,
Гонец летит домой:
"Худые вести, госпожа,
Убит хозяин мой.
У Земпаха в крови лежит
Труп герцога сейчас..."
"О боже, - дама говорит,
Помилуй грешных нас!"
Какой же бард был вдохновлен
Сраженьем у стремнин?
Альберт-башмачник звался он,
Люцерна гражданин.
В ту ночь, ликуя и смеясь,
Он эту песнь сложил,
Из жаркой схватки возвратясь,
Где бог нас рассудил.
1818
Для большинства советских читателей Вальтер Скотт - прежде всего романист. Разве что "Разбойник" Э. Багрицкого - блестящий вольный перевод одной из песен из поэмы "Рокби" - да та же песня в переводе И. Козлова, звучащая в финале романа "Что делать?", напомнят нашему современнику о Вальтере Скотте-поэте. Быть может, мелькнет где-то и воспоминание о "Замке Смальгольм" Жуковского - переводе баллады Скотта "Иванов вечер". Пожалуй, это и все.
Между тем великий романист начал свой творческий путь как поэт и оставался поэтом в течение всей своей многолетней деятельности. В словесную ткань прозы Скотта входят принадлежащие ему великолепные баллады, и песни, и стихотворные эпиграфы. Многие из них, обозначенные как цитаты из старых поэтов, на самом деле сочинены Скоттом - отличным стилизатором и знатоком сокровищ английской и шотландской поэзии. Первая известность Скотта была известность поэта. В течение долгих лет он был поэтом весьма популярным; Н. Гербель в своей небольшой заметке о поэзии Скотта в книге "Английские поэты в биографиях и образцах" (1875) счел нужным напомнить русскому читателю, что поэма "Дева озера" выдержала в течение одного года шесть изданий и вышла в количестве 20 тысяч экземпляров и что та же поэма в 1836 году вышла огромным для того времени тиражом в 50 тысяч. Когда юный Байрон устроил иронический смотр всей английской поэзии в своей сатире "Английские барды и шотландские обозреватели" (1809), он упомянул о Скотте сначала не без насмешки, а затем - с уважением, призывая его забыть о старине и кровавых битвах далеких прошлых дней для проблематики более острой и современной. Скотта-поэта переводили на другие европейские языки задолго до того, как "Уэверли" положил начало его всемирной славе романиста.
Итак, поэзия Скотта - это и важный начальный период его развития, охватывающий в целом около двадцати лет, если считать, что первые опыты Скотта были опубликованы в начале 1790-х годов, а "Уэверли", задуманный в 1805 году, был закончен только в 1814 году; это и важная сторона всего творческого развития Скотта в целом. Эстетика романов Скотта тесно связана с эстетикой его поэзии, развивает ее и вбирает в сложный строй своих художественных средств. Вот почему в настоящем собрании сочинений Скотта его поэзии уделено такое внимание. Поэзия Скотта интересна не только для специалистов, занимающихся английской литературой, - они смогли бы познакомиться с нею и в подлиннике, - но и для широкого читателя. Тот, кто любит Багрицкого, Маршака, Всеволода Рождественского, кто ценит старых русских поэтов XIX века, с интересом прочтет переводы поэм и стихов Скотта, представленных в этом издании.